Arseniy
Posts: 27569
Has thanked: 863 times
Have thanks: 4338 times
|
Ладно. Пора немного отрапортовать о просмотренном.
„Рождение нации” (1915) — трёхчасовое эпическое, но немое полотно, где сначала показывают как северяне раздавили южан, а затем — как южане, обозлившись, в виде Ку-Клукс-Клана вешают ниггеров. Архаично и очень тяжело, но интересно смотреть, во-первых, на то, как зарождаются приёмы, без которых немыслим современный кинематограф — свободные ракурсы, многоплановость, монтаж как выразительное средство; во-вторых — на специфическое мировоззрение почти вековой давности. Несмотря на то, что эпохалка, вроде как, несёт пацифистский заряд, ниггеры у Гриффита всё равно оказываются не очень хорошими. А теперь попробуйте показать то же самое в современном США — не оберётесь проблем и повесток в суд.
„Огни большого города” (1931) — я уже говорил, что до некоторого времени, которое наступило буквально только что, я совершенно не обращался к наследию „Золотого века Голливуда” и даже к Чаплину. И я не могу сказать, что открытие этого актёра и режиссёра стало для меня настоящим откровением. Его фильмы кажутся архаичными не только по нашим меркам, но даже в сравнении с новой эпохой, которая стремительно наступала в эти годы. Когда „Огни большого города” выбрались на экран, Голливуд уже не был прежним — появилось звуковое кино, ещё через несколько лет наступило царство technicolor. И, в общем, эта наивная лента с чрезмерно долгими и совсем уж не смешными гэгами воспринялась мной без должного пиетета. Его русский тёзка гораздо смешнее.
„Касабланка” (1942) — а здесь совсем иной разворот. Я и представить себе не мог, насколько свежей и прекрасной окажется лента, которой стукнуло ровно семьдесят лет. Удивительное сочетание масштабной эпичности — ревущая Вторая мировая, загнавшая в столицу Марокко пёструю публику из разных стран — и интимной скромности, с которой режиссёр показывает непростые отношения Рика и Ильзы. За семь десятков лет цитаты из этого фильма поистёрлись и превратились в пошлятину, но всё же — именно он стал началом прекрасной дружбы меня и старого кино.
„Великий диктатор” (1940) — Чарли Чаплин открыл для себя звук, но применять его решил по правилам, которыми пользовался до тридцатых. Вообще, удивительно, но Чаплин произвёл на меня меньшее впечатление чем все вместе взятые картины, о которых я сейчас веду речь; оказался совсем не той глыбой юмора и социальной сатиры, которую я ожидал увидеть.
„Эта прекрасная жизнь” (1946) — воздушная, праздничная комедия с фантастическим окрасом. Вообще, Голливуд в это время был замечательно пуританским и изящным, так что невольно вспоминая сегодняшние произведения, занимающие то же поле, что и эта история о непутёвом ангеле и его ещё более непутёвом подопечном, я удивляюсь: куда пропало то обаяние и тонкость, благодаря которой даже спустя кучу времени Капра не ощущается реликтовым мастодонтом. (Примечание специально для кое-кого: „в 2010 году упомянут в сингле «Boots» группы The Killers, где использован фрагмент из этого фильма”.)
„Унесённые ветром” (1939) — этот фильм до сих пор жив в сердцах женщин нашей страны. Однако, помимо романтического ореола, в нём присутствует интереснейшая перспектива американского Юга, его аристократии и мира во время Гражданской войны. То есть, эдакий семейный и любовный эпос, воспринимающийся не так тяжеловесно, как можно подумать со стороны. Только вот усёнки Кларка Гейбла противны донельзя.
„Мёртв по прибытии” (1950) — первый, кажется, фильм, который большую часть себя происходит не в реальном времени. Благодаря тому, что основное действие — рассказ человека, которому осталось жить ровно пять минут, динамика его стремительна. Без этого фильма, возможно, облик современных триллеров был бы совсем иным — сюжет заставляет обычного скучного клерка превратиться в человека, которому нечего терять, а потому он способен на отчаянные поступки. Ныне этот приём изъезжен вдоль и поперёк, но даже это не заставляет заскучать.
„Человек-слон” (1980) — мои отношения с Дэвидом Линчем совсем не так теплы, как хотелось бы. Впрочем, история известного урода Джозефа Меррика в исполнении американского флагмана независимого кино не зря считается самым его простым фильмом: ничто, кроме чёрно-белой картинки, не напоминает о том, что за три года до него Линч выпустил мозговыедающую „Голову-ластик”. Вместо того — гуманистическая притча с относительно свежим Энтони Хопкинсом в главной роли. Возможно, я ещё не безнадёжен и мы с могучим режиссёром отыщем общий язык?
„О где же ты, брат?” (2000) — если задать общественности вопрос о том, какой фильм у братьев Коэнов лучше всех, то девяносто процентов ответит одно: „Большой Лебовски”. Я отношусь к той десятке, что так не скажет никогда. Но раньше я бы утрудился с поиском ответа, а теперь — знаю точно, каким он будет: вот этот самый фильм. Вот где притаилось всё то, о чём я слышал, но сам никогда не мог найти в „Лебовском”: чудовищно харизматичные герои, истерически смешные ситуации, острые диалоги и, сверх того, густая и знойная атмосфера моего ненаглядного американоюга. Я непременно добуду себе физический носитель и заведу традицию регулярного пересмотра одиссейской саги на миссисипский лад. Кто не смотрел — тот преступник.
„Каждый за себя, а Бог — против всех” (1974) — ещё одна биография и одновременно с тем история очеловечивания того, кто на человека не похож. Но если Меррик был физическим уродом с тонким нутром, то Каспар Хаузер здесь — абсолютно нормальный внешне, но пустой изнутри. Но главная примечательность этого фильма даже не в том, что он повествует о легендарной и таинственной личности, но в актёре, который исполняет её роль — режиссёр вытащил пациента психиатрической лечебницы, проведшего в ней десять лет и отдал Каспара ему. В результате не всегда ясно, где заканчивается игра и начинается настоящая личность исполнителя, но впечатляет этот конгломерат вымысла и реальности изрядно.
„Уродцы” (1932) — благодаря кретинам, густо населяющим рунет, многие не видевшие этот фильм знакомы с его актёром — микроцефалом Шлици. И если вне контекста над потешным уродом можно запросто смеяться, то от самой картины на лицо не вылезает даже кривая ухмылка. Броунинг умудрился снять настолько скандальное и неприятное кино, что его до сих пор никто не смог превзойти, а благодаря толерантности и прочим человеческим ценностям, проглотившим наш цивилизованный мир, никто и не сможет. Набрав в актёры реально существующих калек, плодов циничного юмора природы и цирковых уродов, которые играли сами себя, он сумел на годы вперёд разобраться с темой противостояния отвратительного облика отвратительной душе. Другое дело, что благодаря запретам этого фильма на Западе, мало кто нынче может вспомнить о том, что это случилось.
„Дамбо” (1941) — да, мои пробелы в кинематографе касаются и анимационной его части, а потому я совершенно незнаком с продукцией Уолта Диснея до девяностых годов. И, что греха таить, в отличие от игровых фильмов, не все мультики пошатнули мои представления о себе. Забавно, конечно, как в детский и до одури наивный мультфильм об ушастом слонёнке вплетается военная риторика и натуральный кислотный приход, но волшебства не случилось.
„Пиноккио” (1940) — и даже удивительно, что за год до „Дамбо” у Диснея получился „Пиноккио”, который оказался именно тем, чего я хотел от классической анимации. Возможно, дело в литературной основе, но история болтающей деревяшки оказалась не только менее наивной и простой, но даже куда лучше нарисованной, чем летающий элефант. А финальной сцене с гигантским левиафаном в главной роли могут позавидовать в принципе любые мультфильмы нашего времени.
„Волшебник страны Оз” (1939) — вот уж где наивняка и ретро не занимать, так это здесь. Когда я только поверил, что и в тридцатые-сороковые годы успешно снимались фильмы, не уступающие современным, культовая сказка осадила меня как следует. Павильонные съёмки не просто легко различимы, они будто специально нагло лезут напоказ, демонстрируя чудовищный грим и примитивные декорации.
„Моби Дик” (1956) — white whale — Holy Grail! Нормальная такая экранизация с великолепной подборкой актёров. Даже удивительно, как смог Грегори Пек, ранее бывший романтичным журналистом из „Римских каникул”, а позднее ставший Аттикусом Финчем в „Убить пересмешника” перевоплотиться в ревущего диким ором психопата-Ахава, исступлённо следующим за свирепой морской бестией.
„Секреты Лос-Анджелеса” (1997) — оммаж современного кинематографа и тех самых фильмов-нуар, эпоха которых была скоротечна, но блистательна. Но это, конечно, уже всего лишь просто хорошее кино, где за визуальной оболочкой, ссылающейся на классику, стоит современность. Впрочем, фильм от этого не перестаёт быть очень хорошим, особенно учитывая то, что одна из лучших прошлогодних игр — L. A. Noire — бесстыдно его цитирует.
|
|